Спенсер Герберт: различия между версиями
Petrov (обсуждение | вклад) (Создана пустая страница) |
Petrov (обсуждение | вклад) |
||
(не показана 1 промежуточная версия этого же участника) | |||
Строка 1: | Строка 1: | ||
+ | [[Файл:Герберт Спенсер.jpg|right|300px|мини|Рене Декарт]]'''СПЕНСЕР '''Герберт''' '''(27 апреля 1820, Дерби — 08 декабря 1903, Брайтон) — английский философ, один из виднейших представителей ''позитивизма''. | ||
+ | С. внес значительный вклад не только в философию, но и в социологию, этику, психологию, политическую философию, естественные науки. С. разработал закон ''прогресса'' и общий закон эволюции, стремился к построению синтетической философии, способной объединить данные всех наук. В этих моментах (прогресс и синтез) взгляды С. сближаются с идеями Ф., что не случайно, поскольку оба принадлежали к одной позитивистской эпохе с ее культом разума и научного прогресса и стремлением к фундаментальным социальным преобразованиям. Несмотря на критику позитивизма у Ф. в каком-то смысле его можно было бы даже назвать «русским Спенсером», принимая во внимая уникальную всеохватность тем обоих мыслителей, выход за пределы собственно философии, пристальное внимание к науке и религии в их взаимосвязи. При этом в своих работах Ф. не так много ссылается на С. в отличие от других западных философов, напр., Канта и Ницше, и его критический разбор некоторых тезисов С. никак нельзя назвать полемикой с позитивистской социологией и утилитаристской и эволюционной этикой С. Несмотря на внешнее сходство философских построений С. и Ф., между ними имеются существенные различия, позволяющие более точно понять воззрения обоих мыслителей. | ||
+ | |||
+ | Одной из основных идей философии С. является учение о Непознаваемом, суть которого в том, что ни наука, ни религия не могут отыскать конечной причины и приходят в конечном счете к Непознаваемому, что и сближает их. «Общее дело» Ф. как раз наоборот полагает, что ничего непознаваемого в принципе нет, и утверждает такой синтез науки и религии, с помощью которого можно познать все причины. В заметке «Метафизики и агностики», имея в виду под последними С., он пишет: «То, в чем большинство верующих видит проявление Божественной воли, в том самом позитивисты, согласно агностическому верованию, признают действие непознаваемой силы, разлитой во всей вселенной. В этой мысли Спенсера заключается не только метафизическая, но и целая религиозная система, подобная той, которую вывел Кант из своей, отрицающей всякую теологию систему» (II, 80). С т. з. Ф., в противоположность С., возможно не только познать причины, но и видоизменить порядок вещей в природном бытии, преодолев смерть как порождение слепой и хаотической силы природы. Если для С. «смерть в органическом мире есть необходимый предел всех перемен, составляющих эволюцию» (Синтетическая философия, с. 15), то для Ф.: «Смерть есть свойство, состояние, обусловленное причинами, но не качество, без коего человек перестает быть тем, ''что он есть и чем должен быть''» (I, 258). В этом смысле Ф. является даже б''о''льшим позитивистом, чем его классические представители, и поэтому не случайно, что свою позицию он обозначает как «истинный позитивизм» в самом начале «Вопроса о братстве», характеризуя ее следующим образом: «15. По позитивизму спасение не только невозможно, но и нежелательно; учение же о прогрессе исключает учение о воскрешении. Понимая под прогрессом развитие, устроение общества по типу организма, отрицаем возможность совершеннолетнего общества. 16. Учение о воскрешении есть истинный позитивизм, позитивизм в отношении к действию, выход из школы, такой позитивизм, который устраняет всякую возможность агностицизма, т. е. чего-либо недоступного знанию» (I, 37). Прогресс вне воскрешения, воскрешение вне прогресса — так можно обозначить принципиальное отличие Ф. от С. и вообще от классического позитивизма, который, вместе с кантианством мыслится как наиболее яркое воплощение ученого сословия, главное для которого не дело, а рефлексия. Этим и обусловлена та критика С., которая содержится в 18-м параграфе «Вопроса о братстве». Конкретно Ф. разбирает тезис С.: «Быть сознательным агентом эволюции вселенной» из его работы «Основания науки о нравственности». По этому поводу Ф. пишет следующее: «Не признав своею задачею дело, ученое сословие останется рефлективным, а род человеческий, не объединенный для общего действия, останется орудием слепой силы, будет действовать инстинктивно. Рефлексия может действовать на человеческий род только разрушительно, ничем не заменяя разрушенного. “Быть сознательным агентом эволюции вселенной” — это значит сделаться сознательным орудием взаимного стеснения (борьбы) и вытеснения (смерти), значит подчинить нравственное физическому; тогда как человек даже при нынешней розни, при бездейственном знании, уступая, по слабости физической, необходимости, все-таки так или иначе выражает нравственные требования. Пока рознь и бездействие не будут признаны лишь временными, до тех пор мы не в состоянии будем хотя бы только представить себе объем и значение высшего блага; то же состояние, которое Спенсер и особенно его последователи обещают человечеству в будущем, невозможно признать не только высшим, но и самым низшим благом; напротив, такое состояние, то есть превращение сознательного действия в инстинктивное, в автоматическое, превращение человека в машину (в чем для фатального, слепого прогресса и заключается идеал) должно признать злом, и даже самым величайшим» (I, 37). За этим следует и критика альтруистической морали С., сторонником которой он являлся. Ф. отрицает односторонний смысл, заложенный в понятии альтруизма, и выходит на утверждение позитивного идеала, который представлен в следующей формулировке в работе «Вопрос о братстве…»: «''Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех''<nowiki>; это и есть объединение живущих (сынов) для воскрешения умерших (отцов)» (</nowiki>I, 110) (см.: ''Альтруизм и эгоизм''). | ||
+ | |||
+ | Существенное отличие Ф. от С. проявляется и в социальной теории, в том, как должно быть организовано общество. С., заимствуя понятие живого организма из биологии и перенося на общество законы, которые, согласно теории Ч. Дарвина, действуют в эволюционном процессе, обосновал положения так называемого социал-дарвинизма, согласно которым в обществе выживают наиболее сильные и приспособленные члены, обеспечивая социальный прогресс. Отождествляя общество с биологическим организмом, С. уподоблял разные его уровни физиологическим функциям: земледелие промышленность уподоблялись питанию, торговля — кровообращению, транспорт — сосудистой системе, армия — кожному покрову; отстаивал принцип субординации и разделения функций, лежащий в основе общества, понятого как организм. Подчеркивал, что общественные и государственные организмы стареют и умирают, подобно живым организмам. Ф. критиковал органическую теорию С., считая, что она представляет собой кальку с законов падшего, смертного природного порядка вещей. Обществу как организму Ф. противопоставлял общество по типу Троицы, в котором нет борьбы, вытеснения, смерти, но есть полнота единства, любви, вечной жизни: «Истинное единство по образу Троицы есть теснейший союз личностей, в коем выражено то начало, которое мы называем нравственностью; объединение же по типу организма построено прямо на отрицании нравственного начала, потому-то оно и может держаться только насилием, принуждением» (I, 238). | ||
+ | |||
+ | Важным представляется и значительное расхождение во взглядах на искусство, которые выражены С. и Ф. Если эстетическая позиция С. заключает в себе синтез кантианского понимания искусства как «незаинтересованной целесообразности» и шиллеровского представление об искусстве как игре, то концепция Ф. связана с идеей происхождения искусства из погребального обряда, о чем выразительно сказано в статье «Искусство, его смысл и назначение»: «И только в то время, когда изображению, образу, придавали реальное значение, и вместе с тем, когда человек ставил своею задачею созидание тела умершим, поддержание их жизни, только тогда и могло быть заложено в искусство стремление к воспроизведению жизни, к созиданию, стремление, которым искусство живет и поныне, да и не может и утратить его без потери своего серьезного значения. Это стремление есть лучшее доказательство, что источником искусства не была борьба, что оно также и не игра, что источник его нужно искать в любви к умершим» (II, 227). | ||
+ | |||
+ | |||
+ | '''Соч'''.: ''Спенсер Г.'' Синтетическая философия. К., 1997; ''Спенсер Г.'' Научные основания нравственности. М., 2008. | ||
+ | |||
+ | '''Лит'''.: ''Кожевников ''2004; ''Семенова'' 2004. | ||
+ | |||
+ | |||
+ | <div align="right">[[Варава Владимир Владимирович|''В.В. Варава'']]</div> |
Текущая версия на 16:36, 15 января 2021
СПЕНСЕР Герберт (27 апреля 1820, Дерби — 08 декабря 1903, Брайтон) — английский философ, один из виднейших представителей позитивизма.
С. внес значительный вклад не только в философию, но и в социологию, этику, психологию, политическую философию, естественные науки. С. разработал закон прогресса и общий закон эволюции, стремился к построению синтетической философии, способной объединить данные всех наук. В этих моментах (прогресс и синтез) взгляды С. сближаются с идеями Ф., что не случайно, поскольку оба принадлежали к одной позитивистской эпохе с ее культом разума и научного прогресса и стремлением к фундаментальным социальным преобразованиям. Несмотря на критику позитивизма у Ф. в каком-то смысле его можно было бы даже назвать «русским Спенсером», принимая во внимая уникальную всеохватность тем обоих мыслителей, выход за пределы собственно философии, пристальное внимание к науке и религии в их взаимосвязи. При этом в своих работах Ф. не так много ссылается на С. в отличие от других западных философов, напр., Канта и Ницше, и его критический разбор некоторых тезисов С. никак нельзя назвать полемикой с позитивистской социологией и утилитаристской и эволюционной этикой С. Несмотря на внешнее сходство философских построений С. и Ф., между ними имеются существенные различия, позволяющие более точно понять воззрения обоих мыслителей.
Одной из основных идей философии С. является учение о Непознаваемом, суть которого в том, что ни наука, ни религия не могут отыскать конечной причины и приходят в конечном счете к Непознаваемому, что и сближает их. «Общее дело» Ф. как раз наоборот полагает, что ничего непознаваемого в принципе нет, и утверждает такой синтез науки и религии, с помощью которого можно познать все причины. В заметке «Метафизики и агностики», имея в виду под последними С., он пишет: «То, в чем большинство верующих видит проявление Божественной воли, в том самом позитивисты, согласно агностическому верованию, признают действие непознаваемой силы, разлитой во всей вселенной. В этой мысли Спенсера заключается не только метафизическая, но и целая религиозная система, подобная той, которую вывел Кант из своей, отрицающей всякую теологию систему» (II, 80). С т. з. Ф., в противоположность С., возможно не только познать причины, но и видоизменить порядок вещей в природном бытии, преодолев смерть как порождение слепой и хаотической силы природы. Если для С. «смерть в органическом мире есть необходимый предел всех перемен, составляющих эволюцию» (Синтетическая философия, с. 15), то для Ф.: «Смерть есть свойство, состояние, обусловленное причинами, но не качество, без коего человек перестает быть тем, что он есть и чем должен быть» (I, 258). В этом смысле Ф. является даже большим позитивистом, чем его классические представители, и поэтому не случайно, что свою позицию он обозначает как «истинный позитивизм» в самом начале «Вопроса о братстве», характеризуя ее следующим образом: «15. По позитивизму спасение не только невозможно, но и нежелательно; учение же о прогрессе исключает учение о воскрешении. Понимая под прогрессом развитие, устроение общества по типу организма, отрицаем возможность совершеннолетнего общества. 16. Учение о воскрешении есть истинный позитивизм, позитивизм в отношении к действию, выход из школы, такой позитивизм, который устраняет всякую возможность агностицизма, т. е. чего-либо недоступного знанию» (I, 37). Прогресс вне воскрешения, воскрешение вне прогресса — так можно обозначить принципиальное отличие Ф. от С. и вообще от классического позитивизма, который, вместе с кантианством мыслится как наиболее яркое воплощение ученого сословия, главное для которого не дело, а рефлексия. Этим и обусловлена та критика С., которая содержится в 18-м параграфе «Вопроса о братстве». Конкретно Ф. разбирает тезис С.: «Быть сознательным агентом эволюции вселенной» из его работы «Основания науки о нравственности». По этому поводу Ф. пишет следующее: «Не признав своею задачею дело, ученое сословие останется рефлективным, а род человеческий, не объединенный для общего действия, останется орудием слепой силы, будет действовать инстинктивно. Рефлексия может действовать на человеческий род только разрушительно, ничем не заменяя разрушенного. “Быть сознательным агентом эволюции вселенной” — это значит сделаться сознательным орудием взаимного стеснения (борьбы) и вытеснения (смерти), значит подчинить нравственное физическому; тогда как человек даже при нынешней розни, при бездейственном знании, уступая, по слабости физической, необходимости, все-таки так или иначе выражает нравственные требования. Пока рознь и бездействие не будут признаны лишь временными, до тех пор мы не в состоянии будем хотя бы только представить себе объем и значение высшего блага; то же состояние, которое Спенсер и особенно его последователи обещают человечеству в будущем, невозможно признать не только высшим, но и самым низшим благом; напротив, такое состояние, то есть превращение сознательного действия в инстинктивное, в автоматическое, превращение человека в машину (в чем для фатального, слепого прогресса и заключается идеал) должно признать злом, и даже самым величайшим» (I, 37). За этим следует и критика альтруистической морали С., сторонником которой он являлся. Ф. отрицает односторонний смысл, заложенный в понятии альтруизма, и выходит на утверждение позитивного идеала, который представлен в следующей формулировке в работе «Вопрос о братстве…»: «Жить нужно не для себя (эгоизм) и не для других (альтруизм), а со всеми и для всех; это и есть объединение живущих (сынов) для воскрешения умерших (отцов)» (I, 110) (см.: Альтруизм и эгоизм).
Существенное отличие Ф. от С. проявляется и в социальной теории, в том, как должно быть организовано общество. С., заимствуя понятие живого организма из биологии и перенося на общество законы, которые, согласно теории Ч. Дарвина, действуют в эволюционном процессе, обосновал положения так называемого социал-дарвинизма, согласно которым в обществе выживают наиболее сильные и приспособленные члены, обеспечивая социальный прогресс. Отождествляя общество с биологическим организмом, С. уподоблял разные его уровни физиологическим функциям: земледелие промышленность уподоблялись питанию, торговля — кровообращению, транспорт — сосудистой системе, армия — кожному покрову; отстаивал принцип субординации и разделения функций, лежащий в основе общества, понятого как организм. Подчеркивал, что общественные и государственные организмы стареют и умирают, подобно живым организмам. Ф. критиковал органическую теорию С., считая, что она представляет собой кальку с законов падшего, смертного природного порядка вещей. Обществу как организму Ф. противопоставлял общество по типу Троицы, в котором нет борьбы, вытеснения, смерти, но есть полнота единства, любви, вечной жизни: «Истинное единство по образу Троицы есть теснейший союз личностей, в коем выражено то начало, которое мы называем нравственностью; объединение же по типу организма построено прямо на отрицании нравственного начала, потому-то оно и может держаться только насилием, принуждением» (I, 238).
Важным представляется и значительное расхождение во взглядах на искусство, которые выражены С. и Ф. Если эстетическая позиция С. заключает в себе синтез кантианского понимания искусства как «незаинтересованной целесообразности» и шиллеровского представление об искусстве как игре, то концепция Ф. связана с идеей происхождения искусства из погребального обряда, о чем выразительно сказано в статье «Искусство, его смысл и назначение»: «И только в то время, когда изображению, образу, придавали реальное значение, и вместе с тем, когда человек ставил своею задачею созидание тела умершим, поддержание их жизни, только тогда и могло быть заложено в искусство стремление к воспроизведению жизни, к созиданию, стремление, которым искусство живет и поныне, да и не может и утратить его без потери своего серьезного значения. Это стремление есть лучшее доказательство, что источником искусства не была борьба, что оно также и не игра, что источник его нужно искать в любви к умершим» (II, 227).
Соч.: Спенсер Г. Синтетическая философия. К., 1997; Спенсер Г. Научные основания нравственности. М., 2008.
Лит.: Кожевников 2004; Семенова 2004.