Квасков Яков Герасимович

Яков Герасимович Квасков

КВАСКОВ Яков Герасимович (16 марта 1864, Москва — 1941, Москва) — библиограф, сослуживец Ф. по библиотеке Московского публичного и Румянцевского музеев (далее — МП и РМ).

Родители — крестьянин, временнообязанный села Александровского Алексинского уезда Тульской губернии Герасим Филиппович Квасков и Евдокия Яковлевна Кваскова. Был причислен к московскому мещанству. Окончил 4 класса Московской 1й классической гимназии. 1 ноября 1885 г. начал служить по вольному найму сначала дежурным при читальном зале, а с 1901 г. — помощником заведующего читальным залом МП и РМ (лишь в 1902 г. он был зачислен в штат). В 1906 г. К. был назначен младшим помощником библиотекаря, в 1912 г. — исполняющим должность заведующего читальным залом библиотеки, затем утвержден в должности.

В автобиографии, написанной 19 января 1928 г., К. писал: «Поступив в просветительское учреждение, прежде всего занялся самообразованием. В 1891 г. начал заниматься библиографией» (Архив РГБ. Оп. 22. Д. 335. Л. 66). В занятиях самообразованием, а затем библиографией руководителем и наставником К. был Ф., с которым, по позднему свидетельству К., они одно время вместе работали в Каталожной (Остромиров А.К. [А.К. Горский]. Николай Федорович Федоров. 1828 — 1903. — 1928. Биография. Харбин, 1928. С. 18).

С 1892 г. К. — член Московского библиографического кружка, с 1900-е — выросшего из него Русского библиографического общества при Московском университете. Был составителем фундаментального систематического каталога по естественным наукам (часть каталога, касающаяся проблем ихтиологии, была опубликована), в течение многих лет составлял библиографию библиографий, указатель русских библиографических изданий — вопрос о собранной им картотеке был поднят на первом съезде по библиотечному делу в Санкт-Петербурге (см.: Труды первого всероссийского съезда по библиотечному делу. СПб., 1912. С. 102). В последующие годы его указатель библиографий расширялся и пополнялся, причем К. переработал указатель, переменив систематический порядок на предметный. Картотека К. была скопирована Публичной библиотекой Санкт-Петербурга, библиотекой 1-го Московского университета, Библиографическим обществом, Институтом библиотековедения и др.

Ф. заинтересовал К. выдвинутыми им библиотечными проектами, в частности идеей международного книгообмена и проектом выпуска книг с печатными библиотечными карточками, обсуждение которых он инициировал в печати. К. включился в обсуждение и продвижение обоих проектов. 13 октября 1892 г. он напечатал в газете «Русские ведомости» статью «К реформе библиотечного дела (По поводу вопроса о франко-русском книжном обмене)» за подписью «ъ». Вопрос о выпуске с тиражом каждой книги печатных библиотечных карточек, содержащих ее библиографическое описание, К. поставил в статье в прямую связь с вопросом об обмене печатными изданиями между Россией и Францией, как это делал и сам Ф., считавший обе инициативы важнейшими слагаемыми назревшей модернизации библиотечного дела. Введение во Франции и России правила прилагать каталожные карточки к книгам устранило бы, подчеркивал К., одно из существенных препятствий к обмену, на которое неоднократно указывали его противники, говоря, что каталогизация такого множества книг, какое, установись этот обмен, будет поступать в библиотеки обеих стран, окажется не под силу их сотрудникам.

Издание при вновь выходящих книгах печатных карточек К. называл «делом общественным и весьма полезным», подчеркивал, что введение этого обычая в повсеместную практику, причем на законодательном уровне, позволит сэкономить время библиотекарей, давая им возможность заниматься «другими библиографическими работами, от которых им теперь приходится отказываться в виду настоятельной необходимости писать карточки». Введение печатных карточек, писал К., будет способствовать реформе каталожного дела, облегчив повсеместный переход от устаревшей практики издания каталожных списков отдельными томами (что неизменно создавало трудности при пополнении их данными о вновь поступивших книгах) к созданию так называемых «подвижных каталогов» — на карточках, располагаемых в алфавитном порядке. Более того, издание карточек может помочь созданию не только в центральных, но и во всех российских библиотеках (как общественных, публичных, которых к тому времени было более 500, так и библиотеках при различных учебных заведениях, книжных собраниях частных лиц) систематических подвижных каталогов, которые в 1890-е гг. еще только входили в российскую практику, — для этого К. предлагал в каждую книгу, поступающую в библиотеку, вкладывать две печатные карточки, из которых одна шла бы в алфавитный, а другая — в систематический каталог.

1 декабря 1892 г. на заседании Московского Библиографического кружка К. сделал специальный доклад о печатных карточках как основании реформы библиотечного дела. Доклад был подготовлен при активной помощи и консультации Ф. В докладе К. изложил историю вопроса о печатной библиотечной карточке, указав, что еще до обсуждения его в американской печати, он был поднят в России, тема самым прикровенно намекая на Ф.: «Печатная библиотечная карточка уже не раз и прежде мелькала в воображении лиц близко стоящих к каталожному делу, и уже давно возбуждала разговоры, не принимая конкретные формы» (Квасков Я.Г. Реформа библиотечного дела. Библиотечные карточки при вновь выходящих книгах. М., 1893. С. 5). В докладе К. привел полную библиографию вопроса, зачитал статью из газеты «Русские ведомости» «К вопросу об установлении постоянного правильного научно-литературного обмена между Франциею и Россиею» («Русские ведомости». 1892. № 67), в которой излагалась федоровская идея международного книгообмена, и свою статью «К реформе библиотечного дела (По поводу вопроса о франко-русском книжном обмене)» («Московские ведомости». 13 октября, № 283). Указал, что результатом публичного обсуждения вопроса «явились единичные попытки к осуществлению благого дела»: очередной отчет Московского Публичного и Румянцевского музеев был выпущен с библиотечным листком, сделанным по американскому образцу; очередная книжка «Чтений в обществе истории и древностей российских» вышла с печатными карточками «по образцу карточек Румянцевского музея»; священник М. Хитров выпустил свой новый труд «Святой благоверный великий князь Александр Невский» также с подобными карточками, — один из экземпляров К. во время доклада передал «от Н. Ф. Ф.» (т. е. от самого Ф.) в библиотеку Московского библиографического кружка.

Перечисляя выгоды, которые принесет выпуск книг с приложением библиотечных карточек, К. подчеркивал, что они будут касаться устройства не только публичных, но и частных и даже домашних библиотек, помогут ученым в описании своих собственных библиотек, будут полезны для составителей обозрений в библиографических журналах.

В своем докладе К. высказал ряд соображений по оформлению карточки. «Идеальная карточка должна быть отпечатана на твердой бумаге»; по размеру должна быть подобна карточкам Румянцевского музея; должна содержать следующие данные: «фамилия, имя, отчества, текст названия, место издания, год, типография», «количество томов, страниц, рисунков, планов» (Указ. соч. С. 12). При этом вместо краткого содержания на карточки, по мнению К., следует помещать только оглавление, а описание содержания «предоставлять людям, специально занятым библиографией» (Указ. соч. С. 13), чтобы избежать превращения этого описания в обычную рекламу. В этом К. расходился с Ф., который считал, что карточка в идеале должна заключать в себе краткое содержание сочинения, причем составленное автором, что позволит ей стать своего рода семенем, геном книги, по которому в случае гибели книги можно будет ее восстановить. В заключение доклада К. просил Московский библиографический кружок «войти с ходатайством в Главное управление по делам печати об узаконении размера и формы, а также и обязательности предлагаемых <...> карточек», более того — возглавить движение за выпуск книг с печатными карточками, тем самым доказав, что «он не только на словах, но и на деле становится стражем к интересам всего книжного дела, что всякое новое движение человеческой мысли в книжном деле найдет не только отзыв, но и дальнейшую разработку в нашей среде» (Указ. соч. С. 14).

Целиком доклад К. был опубликован в составленной им специальной брошюре «Реформа библиотечного дела. Библиотечные карточки при вновь выходящих книгах» (М., 1893). Брошюра открывалась введением, начинавшимся со слов: «Что значит карточка, приложенная к книге?» Составляя это введение, К. использовал статью Ф. «Что значит карточка, приложенная к книге?», которую философ ему передал. Здесь говорилось о том, что появление карточек вызвано «чрезвычайным ростом печатного дела», «таким размножением книг», которое грозит для каждого конкретного сочинения опасностью затеряться в книжной массе. Излагался излюбленный проект Ф. о повсеместном устроении библиотек и подчеркивалось, что выпуск книг с печатными карточками будет содействовать его воплощению: «Правительство, сделав обязательными для каждой выходящей книги присоединение <...> карточек, не только удовлетворит требованию времени, но сделает для просвещения не меньше, чем простым открытием школ, потому что сама школа дает человеку не развитие, а только средство к развитию. При каждой сельской школе должна быть библиотека, но библиотекой нельзя назвать простое собрание книг. Составлять же каталоги сельскому учителю не хватит времени, а подчас и уменья. Если бы мой проект разнес по всем уголкам нашего обширного отечества последнее слово науки, выработанное в обширнейших книгохранилищах (я говорю о подвижных каталогах), то он сослужил бы всю службу, какой от него вправе требовать» (Указ. соч. С. I–II).

В 1894 г. Ф., предпринимая акцию собирания сведений об обыденных храмах и жизни преп. Сергия Радонежского, побудил С.А. Белокурова разослать по редакциям епархиальных ведомостей и в губернские ученые архивные комиссии не только просьбу о доставлении данных сведений, но и «Сказание о построении обыденного храма в Вологде» с предисловием Ф., в котором предлагалось начать повсеместное построение школ-храмов, посвященных Пресвятой Троице, а также брошюру К. «Реформа библиотечного дела»: в сопроводительном письме, подготовленном Ф., говорилось, что данная брошюра облегчает «устройство не только больших, но и малых библиотек, которые составляют необходимую принадлежность всех народных школ, и особенно школ-храмов и вместе Музеев» (III, 51).

В статьях «Долг авторов по отношению к публичным библиотекам» (1896) и «Долг авторский и право музея библиотеки» (1897), подчеркивая необходимость добиться того, «чтобы все произведения тотчас по поступлении в библиотеку делались достоянием публики», Ф. апеллировал к проекту, изложенному в брошюре К. Подчеркивая, что читатели библиотек «должны быть благодарны <…> тем писателям, которые добровольно, не ожидая принуждения, снабдили свои сочинения или издания сказанными карточками» (III, 235), Ф. указывал на необходимость заведующим публичными библиотеками ходатайствовать перед правительством о законодательной инициативе, декларирующей обязательный выпуск печатных карточек, чтобы принудить писателей-«недорослей», не радеющих о пользе общей, «к тому, чтобы они доставляли в публичные библиотеки экземпляры своих произведений не только полными, в совершенной исправности, на прочной бумаге, переплетенными, но и снабженным библиотечными карточками. Исполнение одного уже этого для библиотек, т.е. для читателей, — писал Ф., — принесет громадную пользу, а от самих авторов потребует небольшого лишь внимания к общему благу и самого незначительного материального расхода» (III, 235).

К. подписал коллективное письмо сотрудников Румянцевского музея Ф. с просьбой не оставлять своей службы (IV, 646). Я.Ф. Браве в письме Ф. в Воронеж от 31 декабря 1898 г., передавая поклоны от москвичей и музейцев, писал: «Яков Герасимович просит меня напомнить и о нем — кланяться Вам» (IV, 647). В 1898 г. брошюра К. «Реформа библиотечного дела» вышла вторым изданием.

6 декабря 1897 г. К. «в награду за его отлично усердную и долговременную службу Читальном зале» было пожаловано звание личного почетного гражданина г. Москвы. В 1899 г. он был исключен из московских мещан. В 1909 г. женился на гражданской вдове, московской мещанке Елизавете Федоровне Денисовой. В 1915 г. получил чин титулярного советника.

После революции К. продолжил службу в библиотеке в качестве заведующего читальным залом. Был избран членом Ученой коллегии «Московского и Румянцевского музея», в 1918 г. делегирован в качестве полномочного представителя музея в Петроград на совещание первой сессии центрального комитета государственных библиотек. В 1920 г. ему как члену библиотечной конференции было поручено составление полной библиографии по рабочему движению и истории революционных партий в России с 1904 по 1920 г. 30 мая 1921 г. в ознаменование 35-летия научной и общественной деятельности К. был избран Почетным членом «Государственного Румянцевского Музея». В 1923 г. в статье А.В. Луначарского в «Известиях» (12 мая) имя К. названо среди «героев труда». В 1924 г. К. начал составлять портретную картотеку общественных деятелей (было собрано 80 тысяч карточек и приблизительно 50–60 тысяч портретов). Занимался составлением библиографии русской сатирической периодики.

В ходатайстве директора Ленинской библиотеки от 9 января 1928 г. начальнику Главнауки о присвоении К. персональной пенсии было сказано: «Я.Г. Кваскова помнят несколько поколений учащейся молодежи России. За долгую свою деятельность Я.Г. Квасков воспитал десятки поколений молодых людей своими советами, указаниями и знанием русской книги» (Архив РГБ. Оп. 22. Д. 335. Л. 64).

Вскоре после присвоения К. персональной пенсии, 31 июля 1928 г. последовало решение о его увольнении из библиотеки. Старейшему специалисту-библиографу было направлено извещение, подписанное заместителем директора Библиотеки имени В.И. Ленина: «В целях рационализации, проводимой по библиотеке, и в виду получения Вами пенсии, Вы освобождаетесь от должности заведующего читальным залом с 1 августа 1828 г.» (Там же. Л. 62). Не мысля себя вне стен библиотеки, 30 августа К. подал прошение о переводе на должность «помощника заведующего научным отделом по русской истории, для продолжения работы по составлению портретной картотеки общественных деятелей» (Там же. Л. 63). Однако его просьба не была удовлетворена.

После увольнения из библиотеки К. продолжал регулярно приходить туда уже в качестве рядового читателя, занимаясь научной работой.

В 1920-е гг. с К. познакомился и беседовал А.К. Горский, работавший над биографией Ф. В 1940 г. с ним познакомились студентки, последовательницы идей Ф. О.Н. Сетницкая и Е.А. Крашенинникова. О своей встрече с бывшим сослуживцем Ф. они сообщили Горскому, с которым состояли в постоянном общении и переписке. Узнав об этом, 10 апреля 1940 г. Горский писал: «Что касается Кваскова, то было бы весьма невредно, если бы Вам удалось сойтись с ним поближе. Это весьма благородного вида старичок (похож на портрет Ап. Ник. Майкова). В свое время меня с ним познакомили, но из беседы с ним ничего не удалось извлечь для биографии Н. Ф. такого, что не было бы уже известно по печатным материалам. Может быть, я не сумел его как следует раскачать. Беседа шла в официальной обстановке в Каталожной библиотеки, где тогда висел Пастернаковский портрет, и Квасков о нем отзывался, что Н. Ф. “совершенно как живой”, каковые слова я и вставил в свой очерк, но больше от него ничем не попользовался. В 1937ом году мы с Лялей пошли по недрам библиотеки (в числе экскурсантов) — желая увидеть портрет Н. Ф. на прежнем месте, но там его не оказалось. Спросить было неловко. Вдруг я увидел стоящего в стороне Кваскова, — быстро подошедши, тихо спросил, — а где же тут был портрет? Он махнул рукой:

“Убрали”. — Куда? — “Это мне не известно”. Может быть и известно, но не считал себя вправе сообщить. Меня он, конечно, не узнал. В последующие года вплоть до нынешнего, заходя в библиотеку, я нередко вижу его сидящим за столом читального зала. Он, очевидно, уже не служит, вышел на пенсию, но не может расстаться с привычной атмосферой. Во всяком случае, теперь он не официальное лицо, да и времени больше имеет свободного. И хорошо бы выжать из него все, что можно еще. Сделайте лучше всего так. Явившись “по поручению” нынешних библиотекарей на дом, скажите, что Вы работаете над Н. Ф. в порядке учебно-историческом, его связь с Толстым, Достоевским требует освещения, а равно и библиотечная деятельность. Укажите на интерес к нему Горького. Наконец, на отклики за границей, и в частности, м<ожет> б<ыть> (не сразу, разговорившись), покажите харб<инское> издание первого выпуска I-го тома с биографией, написанной неким (конечно, неведомым Вам) Остромировым. Что можно ли доверять этому Остромирову? Не переврал ли чего-нибудь? И чем бы еще можно дополнить собранные им сведения? Какие печатные или иные источники тут можно отыскать? Вот в таком плане попробуйте старичка раззадорить. Давайте-ка мы, советские историки, перебежим дорогу этому манчжурскому каналье Остромирову! Догнать и перегнать!» (Горский А.К. Сочинения и письма: В 2 т. Т. 2. М., 2018. С. 699–700). 14 июня 1940 г. Горский вновь спрашивал: «А как обстоит дело с Квасковым?» (Там же. С. 737). Больше упоминаний о К. в письмах Горского нет. Сведений о том, исполнили ли О.Н. Сетницкая и Е.А. Крашенинникова его просьбу, показали ли К. экземпляр книги Горского (под псевд.: А. Остромиров) «Николай Федорович Федоров. 1828 – 1930 – 1928. Биография», получили ли от него новые сведения, не имеется.

Соч.: Реформа библиотечного дела. Библиотечные карточки при вновь выходящих книгах. М., 1893; Материалы для библиографического указателя по ихтиологии, рыбоводству и рыболовству, собранные к конкурсу по рыбоводству 1894 года. М., 1894.

Лит.: Отчеты МП и РМ 1885–1922; Пятидесятилетие Румянцевского музея в Москве. 1862–1912. Историчесчкий очерк. М., 1913; Луначарский А.В. Герои труда // Известия. 1923. 12 мая; Деятели отечественной библиографии, 1917–1929; Справочник. Ч. 1. А.–М. / Сост. В.И. Гульчинский, В.А. Фокеев. М., 1994; Сотрудники Российской государственной библиотеки: Биобиблиогр. словарь. Московский публичный и Румянцевский музеи. 1862–1917 / Сост. Коваль Л.М., Теплицкая А.В. М.: Пашков дом, 2003.

А.Г. Гачева