Федоров в биографиях К.Э. Циолковского
ФЕДОРОВ В БИОГРАФИЯХ К.Э. ЦИОЛКОВСКОГО. Появление имени Ф. в советских науч. исследованиях по истории отеч. космонавтики связано с изучением биогр. Ц. в 1940–1960-е гг. Впервые имя Ф. появилось в 1935 г. у самого Ц. в автобиографии «Черты из моей жизни» (Циолковский К.Э. Черты из моей жизни // Молодая гвардия. 1935. № 11. C. 124–143.). Ц. упомянул о своей встрече с Ф. в Москве: «Кстати, в Чертковской библиотеке я заметил одного из служащих с необыкновенно добрым лицом… Он давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого, изумительный философ и скромник. Федоров раздавал все свое крохотное жалованье беднякам. Теперь я понимаю, что и меня он хотел сделать своим пенсионером, но ему не удалось: я чересчур дичился».
Публикации мемуаров Ц. обладают значительными разночтениями, в том числе во фрагменте, связанном с Ф. В вышедшей в 1935 г. в № 3 журнала «Техника — смене» другой публикации мемуаров упоминание о встрече с Ф. отсутствовало, вероятно, из цензурных соображений и вообще не говорилось о посещении Ц. Чертковской библиотеки. В первом отдельном издании автобиографии «Черты из моей жизни», вышедшей в 1938 г., указанный фрагмент выглядел так: «В Чертковской библиотеке я познакомился однажды с одним из служащих. Он давал мне запрещенные книги. Потом оказалось, что это известный аскет Федоров, друг Толстого» (Циолковский К.Э. Черты из моей жизни. М.: Гражданская авиация, 1938. С. 21). Здесь же было дано описание внешности «идеального библиотекаря», к-рое отсутствует в других изданиях: «Федоров был благообразного вида, брюнет, среднего роста, с лысиной, довольно прилично одетый» (Циолковский 1938, с. 21). Позднее в издании биографии Ц., вышедшей в 1983 г., как и в 1935-м г., указано: «<…> я заметил одного из служащих с необыкновенно добрым лицом <…>» (Циолковский К.Э. Черты из моей жизни. Тула: Приокское кн. изд-во, 1983).
В художественных и научно-популярных биографиях Ц., к-рые публиковались в 1940–1960-е гг., присутствовали упоминания о знакомстве Ф. с Ц., поднимался вопрос о преемственности идеи освоения космического пространства, ставился вопрос о взаимовлиянии двух мыслителей, постановка к-рого имела ряд версий.
Первый биограф Ц. Б.Н. Воробьев отрицал возможность влияния Ц. на Ф. в плане идеи освоения космоса: «Может возникнуть вопрос, не от Федорова ли воспринял Циолковский идеи межпланетных путешествий? Однако для подобного утверждения нет никаких оснований… Достоверно известно, что ни в бумагах архива К.Э. Циолковского, ни в воспоминаниях о нем родных и других знавших его лиц не содержится даже косвенного указания на какие-либо беседы с Федоровым о вопросах космоса и межпланетных сообщений» (Воробьев Б.Н. Циолковский. М., 1940. С. 29–30).
Журналист и сценарист М.С. Арлазоров в книге «К.Э. Циолковский, его жизнь и деятельность, 1857–1935» (М., 1952) подчеркивал значение Ф. как наставника Ц. в деле самообразования: «Однажды Константин обратил внимание на то, что к списку его заказанных им книг добавились какие-то новые. — Я не заказывал этого, — Это вам прислал Николай Федорович! — ответил библиотекарь» (Там же. С. 12). Арлазоров также сообщал ряд биографических фактов о Ф., дает характеристику его личности: «Он увидел старика, одетого в ветхое платье. Книжные фонды Н.Ф. Федоров, один из лучших библиотекарей Румянцевского музея, знал превосходно <…> Это был человек высокой культуры, обладавший большими знаниями. Свои знания он стремился передать другим <…> Федоров стал наставником юного Циолковского» (Там же).
Писатель, эссеист и автор философских произведений и сказок для взрослых Д.Я. Дар в книге «В добрый час: повесть о Константине Циолковском» (М.: Советский писатель, 1948) напрямую не касался темы космоса, сосредоточившись на важнейшей для Ф. теме преодоления смерти. Писатель художественно реконструировал диалог Ф. и Ц. об отношении к смерти, намекая на знакомство Ц. с федоровским проектом воскрешения: «Я понимаю только один покой <…> это покой, рожденный убеждением, что ты отдаешь людям все, что имеешь; что ничего не утаиваешь, всеми своими силами и всей жизнью содействуешь всеобщему благу... Вот вы стояли у воды и думали о смерти? Я не ошибся?.. Вы думали о смерти как о друге, а о людях вы думали как о врагах. Так будьте же моим другом, как я готов стать вашим другом». (Указ. соч. С. 61–62). Через 8 лет книга была переиздана под названием «Повесть о Циолковском». Дар посвятил здесь Ф. целую главу, представив его, как ранее это сделал Арлазоров, руководителем в самообразовании Циолковского, но уже не его не идейным вдохновителем (Дар Д.Я. Повесть о Циолковском. Л., 1956. С. 47–51), что, по всей вероятности, было сделано под давлением цензуры.
В.Н. Голоушкин в книге «Жизнь, отданная науке», написанной в соавторстве с А.В. Костиным и П.И. Леонтьевым (Голоушкин В.Н., Костин А.В., Леонтьев П.И. Жизнь, отданная науке. Тула, 1968), выдвинул версию об обратном влиянии — Ц. на Ф.: «Весьма вероятно, что мысли Циолковского о покорении Космоса, высказанные им в беседах с Федоровым, и нашли свое отражение в его (Н.Ф. Федорова. — Д. Б.) книге» (Указ. соч. С. 22). Аберрация была характерна для советской эпохи, где сама возможность влияния философа-идеалиста на основоположника космонавтики выглядела скандалом.
В книге «Циолковский рассказывает» (Кн. 1. М., 1967), претендующей на биографическую достоверность, К.Н. Королев-Алтайский сообщает о том, что прочитал «редчайшую ныне книгу “Философия общего дела”, где автор мечтает о заселении звезд людьми» (Указ. соч. С. 223), и воспроизводит беседу о ней с Ц., давая, с его слов, характеристику Ф. как «идеального библиотекаря» и наставника: «Я был бесконечно благодарен ему (Н.Ф. Федорову. — Д. Б.), что он без просьбы взялся помогать мне. Он находил самые лучшие, нужные учебники, редкие книги, номера журналов. Незаметно руководил моим развитием. Говоря по-теперешнему, шефствовал надо мной»; «он мне заменил университетских профессоров, с которыми я не общался»; «Федорова я считаю человеком необыкновенным, а встречу с ним — счастьем» (Указ. соч. С. 227). Подгоняя высказывания Ц. к идеологической ситуации советского времени, Алтайский вкладывает в уста ученого такие слова: «Выходит, путь к Ленину и его идее был у меня с Федоровым одинаков» (Указ. соч. С. 229).
В 1977 г. вышла в свет книга В.Е. Львова «Загадочный старик» (Л., 1977), содержащая две повести: «Загадочный старик», первую для советской печати беллетризованную биографию Ф. и повесть «Циолковский в Петербурге». Объясняя соседство этих повестей под одной обложкой, Львов апеллировал к факту общения Ф. с Ц. и указывал на актуальность обращения к личности и взглядам не только родоначальника космонавтики, но и его старшего современника и наставника: «Общее действующее лицо и там, и тут — наш великий ученый Константин Эдуардович Циолковский. В “Загадочном старике”, впрочем, он появляется лишь эпизодически, и главный персонаж здесь — другой замечательный русский человек, чья жизнь мало обследована и давно ожидает биографа» (Указ. соч. С. 5). Повести «Загадочный старик» и «Циолковский в Петербурге» мыслились Львовым как своеобразный диптих, рисующий ключевые вехи становления космической идеи России. В повести «Загадочный старик» в форме диалогов Ф. с реальными историческими лицами из его окружения — Н.П. Петерсоном, Л.Н. Толстым, К.Э. Циолковским — последовательно, глава за главой раскрывались разные аспекты его философии. Допуская анахронизм, Львов описывал встречу Ц. с Ф. в особняке на Мясницкой, где Чертковская библиотека располагалась в 1863–1872 гг., до ее переезда в здание Румянцевского музея, описывал диалоги библиотекаря с юношей, в к-ром он «ощутил что-то бесконечно близкое себе и родное». По версии Львова, Циолковский в первую же встречу признался Ф. в своей мечте: «Я думаю о том, как найти способ двигаться в безвоздушном пространстве и достигнуть других планет. Как преодолеть земное притяжение?» (Указ. соч. С. 37). При этом Ф., к-рый незадолго до встречи с Ц. излагал Петерсону идею земно-космической регуляции, повторяя, что простор русской земли служит «естественным переходом к простору небесного пространства» (Указ. соч. С. 36), в общении с Ц. говорит о других темах: намечает для юноши программу самообразования, водит его по Москве, знакомя с ее историей и культурой. А расставаясь с Костей в 1886 г., подчеркивает, что, прежде чем выйти в космос, люди должны преодолеть социальную несправедливость, чтобы космические технологии не попали в руки милитаристов и торгашей: «Человечество не доросло еще до полета к звездам. Сперва надо как следует проветрить Землю от торгашей и ростовщиков, и только после этого с чистыми руками приступать к священной цели» (Указ. соч. С. 60).
Роль научно-популярных и художественных биографий Ц. в отечественной федоровиане XX в. заключается в актуализации внимания к Ф. в эпоху, когда мыслители довоенного времени, писавшие о философе общего дела, — А.К. Горский, Н.А. Сетницкий и др. — были уничтожены, а новые еще не начали свою исследовательскую деятельность. Названные биографии способствовали появлению в конце 1960-х — начале 1970-х гг. проблемы «Федоров и Циолковский» в поле научного дискурса, связанного с философскими аспектами освоения космоса, проблемой взаимовлияния Ф. и Ц., а также ролью Ф. в истории отечественной космической мысли научных работ, в работах А.Д. Урсула, Л.В. Голованова, С.Г. Семеновой, Е.В. Прошечкина, Н.К. Гаврюшина. В результате дискуссий на тему Ф. и Ц. в 1970 г. в V т. «Философской энциклопедии» появляется термин «русский космизм» (см.: Римский В.П., Филоненко Л.П. Судьба термина «Русский космизм» // Материалы ХLVII Научных чтений памяти К.Э. Циолковского. Секция «Исследование научного творчества К.Э. Циолковского». Калуга, 2012. С. 47–51).
Лит.: Барановский Д.В. Возрождение интереса к философским идеям Н.Ф. Федорова в контексте исследования биографии и научного наследия К.Э. Циолковского (1930–1970 годы) // Московский Сократ. С. 516–525.
