Бэкон Фрэнсис
БЭКОН Фрэнсис (22 января 1561, Лондон — 9 апреля 1626, Хайгет) — английский философ и ученый, один из основоположников философии Нового времени.
Б. выступил против схоластических методов с фундаментальной программой усовершенствования науки и превращения ее в реальную действующую силу. По мысли Б., наука с помощью эмпиризма и индукции должна познать природу с целью ее покорения и подчинения человеку. Эти идеи были выражены в главных произведениях Б. — «Великое восстановление наук» и «Новая Атлантида». Поскольку Б. на первое место выдвинул практические задачи, т. е. «дело», в терминологии Н.Ф. Федорова, то он должен был бы занять важное и почетное место в философии общего дела в качестве оного из важнейших ее предтеч. Однако отношение Ф. к Б. совершенно иное: наряду с Декартом, Спинозой, Лейбницем — это «чужаки», «блудные сыны». Ф. пишет: «Б., в противоположность Декарту, обращает разум в орудие доставления удобств и удовольствий, и потому он может быть назван истинным основателем земного града» (III, 257). Этот аспект хорошо проясняет С.Г. Семенова: «Федоров не зря несколько раз обращается к мысли Бэкона, провозвестника эмпирического, по существу, основного направления в мышлении Нового времени, первого методолога науки экспериментальной, направленный на практический результат — покорение природных сил. Казалось бы, в нем философ регуляции природы мог бы увидеть своего предшественника и соратника, тем более что английский философ мыслил не грубое, гордынное покорение природы, сминающее ее образ, а овладение ее силами через тонкое вникание в ее внутренние закономерности. Но именно потому, что это были сходные подходы, включая и главный — выдвижение научного знания, русский мыслитель проводит точные и резкие разделительные линии» (Семенова 2004, 354). Основной водораздел проходит между тем, как Б. и Ф. трактуют взаимоотношения науки и религии, мысли и дела. Для Б. — это разделение: религия основывается на откровении, наука — на опытном знании. Для Ф. — это всегда синтез. В работе «Вопрос о братстве…» он пишет следующее: «Б. идеализировал даже само это отделение мысли от деятельности; в его “Атлантиде” наука есть достояние только общества мудрых, т. е. экспериментаторов, наблюдателей, производящих свои опыты в подземельях, в воздушных пространствах и проч., делающих разные открытия, но не в видах обеспечения бытия сосущественно, консубстанциально природе, а в видах избавления лишь от страданий и увеличения наслаждений. Поставив такие цели науке, Б. первый положил начало порабощению ее торгово-промышленному классу» (I, 202–203). В.А. Кожевников также поясняет смысл попытки Б. «обратить разум в орудие знания и техники для доставления жизненных удобств и удовольствий». Речь идет уже не о достижении научной истины, но об улучшении жизненных условий существования. «Этот мыслитель, — продолжает он, — возращенный нацией, особенно ценящей комфорт, может, пожалуй, более других претендовать на звание философского основателя нового земного, светского Града» (Кожевников 2004, 121-122). И поэтому оценка научной деятельности Б. со стороны Ф. невысока. В заметке «О соединении школы-храма (религии) со школою-музеем (наукою)» говорится о соединении знания с образованием, науки с воспитанием, школы с Музеем как подлинном синтезе различных сторон человеческой деятельности. В этом свете Ф. пишет: «Что значит все это Instauratio Magna Бэкона пред соединением распространения просвещения с расширением самого знания, которое обращает науку из сословной во всеобщую, всенародную, из роскоши делает ее необходимостью» (III, 146–147). При этом Ф. предлагает учитывать, как он говорит, «единичный опыт» Б., включив его в более широкий контекст глобального проекта «философии общего дела». В заметке «Об ограниченности западного «просвещения» он пишет: «Познавание всеми в совокупности всей земли (или земной планеты) в ее целости, а затем и всей природы в ее полноте, то есть осознание природою самой себя через всех людей или всех разумных существ, есть путь для достижения миром этих существ подобия Божеству Триединому. Здесь (в этом процессе совершенствования) получается универсальный эмпиризм и такой же универсальный рационализм, на место единичных опытов Бэкона и Декартова мышления в одиночку, полагающего основу жизни в со знании («сознаю, ergo существую»)» (II, 78). Здесь предлагается универсальный синтез эмпиризма и рационализма вместо их разрозненного, конфликтующего и, следовательно, непродуктивного состояния. В другом месте Ф. предлагает синтез Б. и Лейбница, то есть эмпиризма и идеализма для воссоздания подлинного образа науки. Об этом он пишет в статье «Два юбилея»: «довести науку до выводов из наблюдений всеобщих, будет иметь целью всем дать участие в знании, всех сделать познающими, и все сделать предметом знания, примирить эмпиризм с идеализмом, Бэкона с Лейбницем, уничтожить противоречия двух разумов Канта, соединить ученых с неучеными (ибо разделение на ученых и неученых — зло большее, чем деление на бедных и богатых, так как первое есть корень последнего), соединить их не в кабинетном опыте, а в управлении, регуляции, метеорическими явлениями, этом небесном опыте» (III, 130). С.Г. Семенова резюмирует отношение Ф. к Б. следующим образом: «Ограниченный эмпиризм Ф. Бэкона («единичные опыты») философ всеобщего дела расширил до «универсального эмпиризма», до задания регуляции природы, до опытов во всеземном и космическом масштабах» (Семенова 2004, 381). Гедонистическому и индивидуалистическому пониманию науки, которое развивалось в контексте западноевропейской культуры после Б., но с его «подачи», Ф. противопоставляет иной образ научного делания, в основе которого бескорыстное служение истине во имя правды воскрешения.
Соч.: Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. М., 1977.
Лит.: Субботник С.Ф. Бэкон. М., 1937. Кожевников 2004; Семенова, 2004.
